Я родилась в городе Джамбуле Казахской ССР. Город назван в честь казахского поэта Джамбула Джабаева. И это словно наложило какой-то отпечаток на мою судьбу. Как будто рождение в городе имени поэта обязывало, призывало, подвигало к неразрывной связи с поэзией, литературой, журналистикой в том числе.
Родители увезли меня на Украину, когда я была совсем маленькой. Какое-то время мы жили в Очакове. А когда мне было одиннадцать лет, мы переехали на Львовщину, в Моршин.
Мама работала диетсестрой в санатории. Я училась в школе, была отличницей. Учителя меня любили, уважали, часто ставили в пример.
Но вот однажды произошёл такой случай. К нам в школу пришёл новый учитель немецкого языка, человек неумный, нелепый. Он садился на спинку стула и кричал всякие глупости типа: «Вас надо всех раз, два-с, на Кавказ!». Я ничего не понимала из его сумбурных объяснений, не могла выучить урок, в школу шла подавленная, униженная от незнания. И терпение моё лопнуло. Я, тихая и примерная девочка, подговорила учеников удрать с урока. Потом, когда всё открылось, я плакала в учительской от стыда, а учителя потрясённо и жалостливо говорили: «Наташа… кто бы мог подумать?!». Меня отпустили домой. Я шла, хлюпала носом, потихоньку успокаивалась и снова почувствовала вкус жизни.
Какой вкусный в Моршине воздух! Позже, уже взрослой, я приезжала к маме, выходила из электрички и первым делом долго и глубоко дышала, упиваясь ароматом леса и бесконечным ощущением счастья детства. Тогда мы с детворой часто ходили в лес по ягоды и грибы, и надо мной все вечно смеялись: я всегда очень мало собирала того, за чем ходила. Я ещё не знала, что плохо вижу…
Моя добрая умная бабушка научила меня любить книги. Часто, управившись по хозяйству, она ложилась отдыхать с книгой в руках. Я тут же пристраивалась рядышком со своей, детской книжкой. Читала с упоением.
А ещё мы любили слушать радиопередачу «Театр у микрофона». Шли прекрасные спектакли. В комнате полутьма, я уткнулась в бабушкино плечо и слушаю что-то такое взрослое и грустное, не понимая, о чём говорят актёры, о чём думают и размышляют их герои. Я только чувствовала их боль, растерянность, душевную неустроенность и тихонько сострадала.
Дети рвутся во взрослую жизнь, не понимая, как уютно в детстве, даже в голодном послевоенном. Запах картошки, поджаренной на рыбьем жире, преследовал меня долгие годы…
Но были ещё книги! Книжные страсти не оставляли меня в покое. Вечерами мама силой отбирала у меня книгу, заставляя спать. Я с тоской покорялась. Однажды я заготовила свечу и спички, и когда мама уложила меня спать, а свет был выключен, и все уснули, я, дождавшись этого, под одеялом зажгла свечку и читала.
Почти все друзья мои были книжниками, за редким исключением. Разве что, волейболисты. Волейбол манил меня с детства. Уткнувшись в книгу, ничего не слыша, я была отдираема криками: «Наташа, выходи играть в волейбол!». Ой, две страсти: книги и мяч. Куда бежать? Упоение игрой, горящие глаза, всё в тебе напряжено, ликует. Пас, приём, удар мяча, и ты, быстрая, радостная, мгновенно на всё реагирующая…
В волейбол играла долго, уже было хорошо за сорок. Группа женщин ходила играть в спортзал школы вечерами, когда занятия уже были закончены. Тренером была физрук этой школы, и нас пускали в зал. Помнится, как-то мы прибежали играть 23 февраля, в законный мужской праздник, и давились над собой от смеха. Серьёзные женщины: учителя, врачи, инженеры, мы превращались в девчонок и могли всерьёз обидеться, если кто-то кому-то не дал пас или испортил подачу, пока кто-нибудь не приходил в себя и не начинал смеяться.
Среднюю школу я заканчивала в Трускавце, так как в Моршине была только семилетка. Подходило время выбора дальнейшего пути. Любовь к литературе могла ещё поспорить с любовью к математике, и я размышляла, куда поступать. Вопрос решило черчение – моя мука: опять зрение… Технические вузы отпали. Я стала подумывать о журналистике.
В школе всегда хвалили мои сочинения. Я обладала способностью выдумывать разные истории, бесстрашно пробираясь «от пролога к эпилогу». В восьмом классе написала какой-то «знойный» рассказ испанского колорита. Одноклассницы читали с удовольствием.
Первое стихотворение написала в четвёртом классе, «шедевр» состоял из таких строк:
Белый лебедь горделиво
Выгнул шею,
А вокруг него вода
Расходилася кругами.
В то же время наша директор школы радостно говорила мне: «Я послала твою заметку в «Пионерскую правду». Я не чувствовала зуда тщеславия, вежливо улыбнулась и забыла.
Поступила я в университет города Фрунзе в Киргизии – на родине моих предков, семиреченских казаков. Выйдя замуж, перевелась в Комсомольский пединститут, получив по окончании специальность учителя русского языка и литературы. В том же, 1963 году, у меня родился сын, работать в школу я пойти не могла, устроилась в детсад.
Но работать воспитателем показалось неинтересно, я продолжала мечтать о журналистике. Начала писать заметки в городскую газету «Керченский рабочий». Меня приветила Т. Н. Авраменко, член Союза журналистов, я называю её крёстной мамой. Сорок лет мы дружны, и столько же я занимаюсь журналистикой внештатно.
Однако и штатным журналистом я всё-таки поработала. Уехала на Север и стала корреспондентом газеты «Сияние Севера».
Начало моей работы в газете ознаменовалось таким событием. Нужно было сдать материал, а задания никакого не было. Я новенькая, ничего и никого не знаю, да и профессионализм… Зима, мороз под 40 градусов. Иду, мучительно размышляя. Вдруг вижу – вокруг балка' (вагончика, в котором живут люди) по снегу бегает маленький мальчик в одних трусиках. Заворожено иду к нему. Перед самым моим носом, он забегает в свой балок. Я за ним. Меня встречает высокий плечистый мужчина. Видит мои восхищённые взгляды, которые я бросаю на его карапуза, приглашает войти. Я что-то лепечу про газетное задание. Он довольно улыбается. В комнате всё просто, обыденно, но на телевизоре фотография хозяина в костюме космонавта. А в посёлке живут условники, как бы заключённые на вольном поселении. Я смотрю на хозяина и ничего не спрашиваю. Он ничего не объясняет. Мы смотрим друг на друга и молчим.
Судьбы людские…
……………………
По заданию редакции лечу в дальний посёлок. Нашла школу, разговариваю с учительницей начальных классов. Ей около сорока, среднего роста, черноволосая, лицо доброе, какая-то беспомощная улыбка. И я вижу: нет передних зубов. Она шепелявит. Жалуется – нет зубного врача. Нужно лететь к нам в посёлок, в районный центр, где есть дантист. Надо бросать детей, школу, дома тоже детей и корову. Не может ни работать, ни учить детей, потому что не может правильно произносить буквы. Чуть не плачет. И я вместе с ней…
……………………
Во время моей работы в качестве журналиста, я была выбрана заседателем народного суда и часто бывала на судебных заседаниях.
Помню одно выездное заседание. Судья, полная крупная женщина, с гладко зачёсанными волосами, собранными сзади в узел, кто-то ещё и я, высокая, довольно стройная женщина, довольно молодая, в довольно прозрачной кофточке.
Сначала мы плыли на лодке по Печоре, потом долго шли лесом. Кругом сосны высокие. Пришли к зоне. Вышел дежурный офицер, критически оглядел нас, задержал глаз на моей нахальной кофточке и сказал: «Идите очень близко от меня и охраны. Если отстанете или сделаете шаг в сторону, я вас спасти не смогу».
Добрались до здания благополучно. Со всех сторон на нас глазели заключённые, почти все молодые мужчины. Заседание началось. Разбирали дело о побеге. Мужчина лет 35, высокий, черноволосый, словоохотливый. Рассказал, что сломал руку, помощи, какой следует, не было, его, как надо, не лечили. И он подался в Москву, домой. Год лечился, вылечил себе руку и приехал досиживать. Срок добавили, он спокойно это принял. Глаза весёлые и нахальные. Чувствуется, что он не раз бесстрашно ломал свою жизнь и начинал всё сначала.
В газете я была на хорошем счету. Перед моим отъездом, редактор уговаривал меня остаться. Он сказал: «Смотри, я берёг твои нервы», и показал пачку писем с угрозами в мой адрес за критические статьи. Один мой коллега раньше мне всё говорил: «Славы ищешь?». Не славы. Я была наивной и искала правды. Но поняла, что найти её трудно, а душу выстудить легко.
И ещё поняла, что не могу жить без детей. Мне не хватало их глаз, тянущихся ко мне, мне нужны были их сердца и души, их ласковые ручонки.
И я вернулась к детям. Работала воспитательницей в детском саду, потом учительницей в начальных классах. Я очень любила свою работу и была в ней счастлива.
Не получилась семья, нет своих детей. «Мы выбираем, нас выбирают. Как это часто не совпадает». В работе совпало, и за то спасибо.
Хотя и там тоже были несовпадения. А может, просто поиски себя, своего места, призвания.
| 
