Глобус...
Загадки ассоциативных связей...
Или за столько лет никогда я не слышала, не читала слова "глобус"?!!! Нет же, всплеск памяти произошёл именно сейчас.
Стоит ли вдаваться в рассуждения - почему, да по каким причинам, и какие тут связи...
У связей ассоциативных столь загадочны пути...
Но вот, всплеск и - глобус... нет, Глобус... даже вовсе ГЛОБУС... хоть все сторонники традиционных правил языка бурно протестуют против применения в тексте слов из одних прописных...
... После того, как воспоминание уже оформилось и сбегать вновь в свои глубины не намеревалось уже, по крайней мере, до тех пор, пока я не занесу его вот сюда, в свой блокнот...
Первым делом ... я не пыталась вспомнить - бесполезно поскольку - как, когда, откуда... Я просто включила логику.
Я точно и помню, и знаю, что не совершила в школе ни единого прогула и не посещала её исключительно в дни праздников, каникул и болезни. Я никогда не посещала детский сад. Было тепло, но целыми днями, целыми будними днями на улице не было никого из детей (а было нас, детей, "на квартале" 12 человек). Он потом перезимовал, прежде чем прийти в полную негодность и развалиться, но мог не выдержать нагрузки длиною в лето. Значит, мне было шесть лет, это было конец лета и начало осени.
Вот так логикой вычислили.
Значит, в конце лета, скорей всего, в середине августа, на нашем квартале откуда-то взялся ГЛОБУС. Не исключено, что прикатил его Хрусталь - Колька Хрусталёв, заводила и проказник, почти хулиган уже в ту пору, но защитник "своих" - хоть малышей, хоть девчонок (обе эти категории охватывали меня и брата, а сестра была Кольке одногодкой и в проказах держалась всегда несколько осторонь).
Просто однажды утром мы с братом вышли на улицу и увидели посреди дороги огромный голубоватый шар. Не успели подойти - как он вдруг покачнулся туда-сюда и, переваливаясь на неровностях дороги, покатился. Мы молча пошли за ним... На перекрёстке шар остановился и из него послышался весёлый смех. Колькин смех. Мы обошли шар вокруг и, обнаружив в одном месте небольшое отверстие, - надрыв в полотне, оба разом заглянули в него, естественно, прекрепко столкнувшись лбами. Слабый на рёв Васька тут же отвалился и заныл в сторонке, а я рассматривала сумрачное пространство, в котором вольготно сидел Колька, прислонившись к выгнутым рейкам каркаса, на который было натянуто полотно гладкой раскрашенной поверхности шара.
"Можно туда?" - спросила я и, не дожидаясь ответа, просунула ногу в отверстие, затем, изгибаясь и изворачиваясь, как умеют, наверное, кроме акробатов и гимнастов, только дети - против всех правил физики и анатомии - влезла внутрь шара и уселась напротив Кольки. Тут же полез к нам и Васька. Для него отверстие оказалось высоко, и мы с Колькой, взявшись за рейки, слегка покачали шар и развернули его так, что отверстие оказалось почти у земли. Васька, сопя, влез и тоже уселся на рейки. Равновесие нарушилось, шар перевернулся и остановился отверстием к земле. Брат тут же заревел, но мы с Колькой дружно велев ему "Держись!", снова раскачали шар, сильнее, сильнее, и вот он покатился! "Куда мы катимся?!" - в ужасе кричал брат. "Не боись, дальше Борькиного дома не укатимся!" - рассмеялся Колька, и тут же шар, стукнувшись обо что-то, остановился.
Мы дружно клацнули зубами и начали выкарабкиваться наружу. Просто потому, что в шаре быстро стало душно.
Необычность "поездки" вызвала странные ощущения лёгкого головокружения и жуткого восторга. Мы в самом деле оказались рядом с палисадником у Борькиного дома.
"Как ты узнал, что мы сюда прикатимся?" - удивилась я. "Ориентироваться надо уметь", - улыбнулся старший товарищ, в свои восемь прекрасно знающий такие слова от отца-моряка.
Потом мы катались по-очереди всем кварталом. Старшие девчонки по двое отдельно.
А потом у всех пропал интерес к Глобусу (это Оля дома нам популярно объяснила, что же это за шар, мы только поудивлялись - зачем такой огромный).
А потом, как я теперь понимаю, старшие начали ходить в школу, младшие - в детсады, и ГЛОБУС остался в полном моём распоряжении.
Я оставалась одна почти на весь день не только дома, но и на квартале. Сделав дома порученное (в основном - помыть посуду и подмести), я выходила за калитку, влезала в ГЛОБУС и начинала кататься.
И обнаружила, что, абсолютно ничего не видя, кувыркаясь с боку на бок и вверх-вниз, великолепно ориентируюсь на местности.
Наш дом стоял почти посередине квартала на нечётной стороне. Дорога была грунтовая (да что там "была" - она и по сей день таковая!), по ней тянулись две колеи, но не глубокие, а разъезженные грузовиками: летом все старались завезти уголь, дрова, навоз на огороды, так что, грузовиков, на длинную улицу, проезжало довольно много.
А легковых на всю улицу было три тогда, и то, две - на первом квартале, они редко ездили в нашу сторону, потому что выезд в город в те годы был лучше именно там, это потом стало наоборот.
Я влезала в ГЛОБУС, прикидывала направление и, ухватившись за рейки, раскачивалась и катилась: сперва от забора "стоянки" на середину дороги, потом - зигзагами, чтоб дорога длинней была, - в один конец квартала, там приостанавливалась и направляла свой транспорт в другую сторону, опять же, до конца квартала.
Потому что мы дружили кварталами, и на втором и тем более на первом знакомых не было. Поэтому конечная остановка была всё там же - около Борькиного углового дома. Оттуда я откатывалась опять к нашему дому и "парковала" ГЛОБУС у забора, как раз на меже между нашим и тётьраиным дворами, чтобы Дедуня не выбросил его, как "со своей территории мусор".
То странное ощущение лёгкого головокружения и прибавившееся к нему чувство лёгкой гордости, что я так замечательно ориентируюсь, не видя окружающего мира, не покидало.
А порой я просто часами разглядывала его, пальчиками путешествуя по всем странам, морям и океанам, читая непонятные, даже иной раз смешные, названия, встречающиеся в этом путешествии. Очень обижалась, что не находила на карте слова Керчь, но зато был Севастополь: там я родилась и жила первые два месяца своей жизни. На Корабельной стороне. У нас были открытки с видами Севастополя: Памятник Погибшим Кораблям и памятник матросу Кошке в сквере. За Кошкой виднелся двухэтажный дом, мама показывала на крайние окна слева: вот здесь мы жили. Я больше никогда в жизни не была в Севастополе. И снова вздыхала, перемещая кончик указательного пальца в противоположный уголок Крымского полуострова: там не стояло даже кружочка, обозначающего город… и жалела ГЛОБУС, что ему не нарисовали Керчь – самый лучший город на всей этой планете. Но это было поправимо: обычный «химический» карандаш исправил ошибку, и синее имя КЕРЧЬ свободно расположилось на всей бледно-голубой поверхности Азовского моря. А на краю Керченской бухты появился жирный синий кружок, чтоб никто не мог усомниться в наличие здесь города. Сомневаться, правда, было некому. Разве что поздним осам, полюбившим приземляться именно на синий кружок: видимо, их привлекала его яркость на бледной потёртой поверхности карты. Но они явно не сомневались.
Я любила свой ГЛОБУС, гладила ладошкой на прощанье и жалела, что от катания его поверхность всё более повреждается, уже почти совсем не видно ни материков, ни океанов, всё больше прорех в полотнище, а там, где оно ещё держится, - оно всё уже протёрто до сетчатой основы. Внутри ГЛОБУСА уже не было так душно, как прежде, не было и так сумрачно, как при первой поездке в нём, он стал уже каким-то совсем домашним, как постаревшая с потускневшей шерстью Чита, давно никуда не выходившая со двора.
...А потом начались дожди.
Наверное, зимой ГЛОБУС мог бы послужить основанием для большого снеговика, благо, что снега тогда выпадало мне по пояс... Но никто из нас, и я в том числе, о нём не вспоминали. Так он всю зиму и пролежал на меже под забором. Весной Бабуня спросила меня: "Ты так и думаешь в нём кататьси? Он же весь рассыпаетси".
Я вышла на улицу, подошла к ГЛОБУСУ, потерявшему за зиму последние краски, скособоченному...
Внутри в углублении стояла коричневая лужица, а в ней мельтешила крохотными хвостиками стайка головастиков. Я рассмеялась.
Головастиков вместе с их лужицей я слила в миску и вылила в дождевую бочку, где носились по широкой поверхности их более крупные собратья. ГЛОБУС хозяйственный Дедуня разломал и закинул на дровяник: позже его тонкие рейки пошли на растопку в печке летней кухни.
Головастики превратились в крохотных зелёных лягушонков, которых мы с Васькой дружно, перегнувшись через край бочки, вылавливали руками и выпускали на дорожку, по которой они торопливо ускакали на огород.
В жизни так много разных интересностей было, что вскоре, очень скоро про ГЛОБУС я забыла. На добрых полсотни лет. И какие тайны загадочных ассоциативных связей в памяти извлекли его сейчас на свет... Какая разница...
Может, просто, чтобы он примостился вот здесь, в моём блокноте, мой первый учитель ориентации на местности - в пространстве и времени.
|
