Опять, засыпая, вела «передачу» по двум каналам. По линии сердца шла мысль более сжатая, упорядоченная (в сравнении первой «передачей» — сумбурной), в меньших импульсах несла больше информации.
С утра был С. В. М., сообщил, что сверху ведут кропотливую проверку всех членов избиркома. У него есть основания опасаться (не результатов проверки документов — результатов проверки его корней). Л. не понимает серьёзности дела. Но я не вижу угрозы С. В. М.: его минует.
…2155
Ходила днём в сберкассу. Большая очередь, пришлось долго ждать на улице. Ходила туда-сюда, размышляя, наблюдая весенние деревья, траву. На алыче — множество завязей. Потом стала осторонь очереди и наблюдала людей. Естественно, одни женщины. Все за пенсиями. Четверо или пятеро молоденьких — за пособием. Они прорывались без очереди проверить наличие поступлений, но их не пустили. За одной стояла я. Очередь подошла часа через два, оказалось, что пособия нет. Представляю, что было в душе этой юной мамы, зря простоявшей около трёх часов! (Я шла наверняка: Л. сперва позвонил). Почему они не звонят? Из месяца в месяц это повторяется с сотнями мам. По какому-то странному закону пособие выплачивается только через сбербанк и часто задерживается. Но почему они теряют время, а не звонят?! Впрочем, конечно, не у всех телефоны, на карточки нет денег, а мобилки, как я уже знаю, — чистая декорация: они без денег, им звонят, а они не могут.
Но я это попутно, о мамочках. А пока я стояла и наблюдала толпу. Именно толпу: ведь у нас никогда не выстраивается нормальная очередь, обязательно сбиваются в кучу, словно от этого сократится расстояние до окошечка кассы.
Некоторые пары знакомых переговаривались. Двое-трое сверхобщительных одиночек говорили что-то, каждая своё, всем и никому. Остальные стояли сумрачно-терпеливо. Я почувствовала, что болтушки начали включать в толпе раздражительность (я была с выключенным аппаратом, основывалась только на визуальном и энергетическом контакте): вдруг начало повышаться напряжение. Внешне ничего не изменялось: подруги беседовали, болтушки время от времени роняли реплики, остальные стояли молча. Но поползла напряжённость: того и гляди, те, кто наиболее сумрачные, сорвутся, начнут ворчать, постепенно переходя «на президента от погоды». Я смотрела на них и думала: почему они — толпа, а не индивидуальности? Почему они — не мыслящие люди? Неужели эти женщины настолько низки в потребностях, что у них только и забот, что думать о том «что купили-что купить»? вот одна — бывшая учительница. Другая — научный сотрудник АзЧерНИРО. Третья — долго работала в отделе культуры исполкома…
Я думала о них, и вдруг поняла, что смотрю на них… с любовью. Как смотрел Иисус в моём видении. И очень удивилась. И начала припоминать обычное моё поведение в толпе очередей. По-разному. В очередях я с детства стоять не могла: всю жизнь стараюсь до последнего момента держаться в сторонке. В очередях я испытывала: и любопытство, и раздражение, бывали истерики, чаще — тупое терпение. В последние годы — размышления о своём, повторение стихов.
И вдруг — любовь! Именно, с полным её ощущением в сердце. Я так растерялась, что неожиданно начала вести «передачу» на очередь. Опомнилась минут через пятнадцать.
Подружки беседовали по-прежнему. Одна из болтушек уткнулась в газету, вторая уже прошла внутрь кассы. А с третьей вступила в беседу самая сумрачная женщина, постепенно теряя свою сумрачность. Другие прислушивались к их беседе, перекидывались между собой словом-другим. Напряжение исчезло, как не бывало. И даже зря простоявшая в очереди женщина ушла спокойно, без раздражения.
…А по сей час — ужасно усталая, разбитая, пила анальгин от головной боли. И думаю: а должна ли я была это делать? Конечно, произошло это так внезапно, спонтанно, от неожиданности. Наверное, это был урок. Я должна всё же не поддаваться этим порывам: мне работать надо. А толпа, даже если и взорвётся — изольёт желчь и будет довольна.
И всё же… Надо думать… Здесь: либо учиться быстро восстанавливаться, либо… Но они так далеки от всего!
И что же, отдавать их тёмным? Надо думать…
Не слишком ли большой наплыв работы — и «Протоколы», и «мораль в толпе»?..
Но: «даётся по силам». Значит — по моим силам.
Надо думать.
В конце концов, в том и заключается моя работа, чтобы думать.
А почему «думать» и «мыслить» — понятия разные?
Вот два выражения: «Я и подумать не могла!» и «Я и помыслить не могла!». Они — о разном.
|