28.08.05.01:30

Я долгие годы зеркалом пользовалась только по острой необходимости.

В детстве вертелась часто перед зеркалами: любовалась. Почему-то, лет с девяти, меня считали красивой.

А когда в четырнадцатилетнем возрасте, пережив потрясение неузнавания себя, попривыкла примерно в течение года, пришла к первым, очень слабым намёкам на догадку, что мой внешний облик не совсем соответствует моему ощущению себя, тогда начала пользоваться зеркалом лишь по надобности.

А лет 25 — по острой необходимости.

И вот, в последний год, и, наверное, дальше так будет, я всё чаще поглядываю на себя в зеркало. По очень смешной причине: я настолько уже ощущаю себя иной, что нужно чаще восстанавливать в памяти действительное изображение. Но оно долго там не держится. Нет-нет, а на улице, в магазине, на рынке, ловлю себя на том, что веду себя не соответственно внешности. Иной раз даже представляю, что чувствуют люди, общаясь с таким ходячим недоразумением.

Ох, недаром я отговариваю Пальма рисовать мой портрет! Я говорю: меня можно нарисовать только в манере абстракции, а абстракцию я не переношу.

Купили с Лёшкой мне туфли. Два года ходила в «типа кроссовок», двойниках Ванькиных. Сейчас — туфли. На Ванькины не похожи, хоть путать не будем. Мужские, конечно.

…10:20

В разделении нынешнем, очень похоже, две основные причины. Первая — малочисленные народы ощутили свою генетическую слабость и из подспудной боязни ассимиляции допустили развал и разброд руками алчных любителей власти. Власть и алчность причина вторая, без первой осуществить ничего не могла бы. Равнодушие народов в целом к революциям и переворотам, как послужили успеху переворота, так и недопустить могли бы столь же спокойно и равнодушно…

Именно слабость народа генетическая удерживает его в автономии. Сильные народы не имеют страха ассимиляции.

Сейчас несколько сильных, всех не перечислю, но — многие народы Африки, китайцы, шведы, немцы и русские.

Индия — как резерв на будущее. Евреи вне конкуренции.

…На момент приходя греков на Керченский полуостров, здесь не могло быть осёдлых скифов. Скифы — кочевники, степняки. Вспахивать степь они не могли (не не умели, а — не могли) по отношению своему к степи.

Скифы держались в степном Крыму. На Керченском же полуострове были леса. Здесь обитали, скорей всего, тавры-киммерийцы — охотники и рыболовы. Их греки и потеснили, заняв побережье. Вряд ли все скопом киммерийцы ушли из Крыма, вероятнее, переместились на юг, в горы и леса. Будучи относительно опытными мореплавателями, они-то и стали таврами-пиратами.

Леса греки вырубили на корабле- , домостроение, расчистив большие площади под знаменитую пшеницу. Греков мало было, скифы же, кто победнее, занялись сельским хозяйством на этих землях, греки легко им уступили этот вид деятельности, так как сами они больше мореплаватели, рыболовы, но не пахари.

Поэтому нельзя сказать, что киммерийцы исчезли, подчистую уйдя из Крыма. Они не были слабым народом. Слабыми не были и скифы. Поэтому они легко могли перемешиваться без заметной ассимиляции. Ассимляция пошла позже, значительно позже, когда в Крым прям-таки хлынули разные народы. Представители сильных народов, или сильные, авантюрные из своих народов. Какой народ сформировался бы из этой смеси? Увы, было не дано: их, большинством поугоняли в рабство по всей ойкумене. Малочисленные останки ассимилировались дальше.

Сейчас есть ещё люди, в которых течёт кровь и киммерийцев, и тавров, и сколотов. Но процент такой низкий…

И эти люди знают своё родство не далее трёх-пяти поколений, не зная точно, какой же они национальности, какой народности.

Имеет ли это значение в Эволюции? Естественно, генетика тела должна соответствовать душе.

…23:50

…Но иногда это становится даже мучительно — слышать музыку. Потому что мощь её нарастает, расширяется диапазон звуков, звуки начинают сочетаться с цветом, с материалом, их издающим (его структурой). Запахов ещё нет.

Нарастание музыки сильно разогревает сердце и область солнечного сплетения. Кажется, что там резко поднимается температура (даже нижние доли лёгких разогреваются, и выдыхаемый воздух горячей, чем должен быть: это ощущается в гортани и носоглотке, особенно после мятных конфет). Бывало у меня повышение внутренней температуры, когда внешне она нормальна, а всё внутри горит и выдыхается горячий сухой воздух (при болезни сухость ощущается при вдыхании). Но это — совсем другое. Я чувствую разницу.

…Однажды, когда слух был ещё получше, я слышала эолову арфу проводов. Обычных. Высоковольтные гудят и сейчас слышно. Гул обычных не слышен почти, то было — именно резонанс от ветра. При очень сильном ветре резонанс проводов и их собственное звучание от движения электричества складываются в невыносимую мелодию: она диссонирует с сердцем, и становится очень неуютно, тревожно до необъяснимого страха. Наверное, поэтому и страшновато ходить под высоковольтными линиями, ведь опасение обрыва провода — мизерное, не действует почти (как всё ранее не испытанное: надо однажды увидеть падение такого провода, подвергнуться угрозе гибели от него, чтобы этого начать бояться).

Мучительность ещё и оттого, что до слёз жаль, что люди в массе своей не слышат даже тысячной доли этой музыки. Но у меня нет тоски по Космосу, словно бы я давно там, и тосковать не надо. Это что-то иное. Ещё почти не объяснимое. Как опасность уйти в себя: ведь звучание собственного тока крови я слышу с первых дней наступления глухоты, и этот звук абсолютно непрерывен — он сопровождает каждый миг моей жизни. И вдруг начинаешь стремиться оказаться на таком уровне, когда эти звуки из шума обретают отдельные звучания. Это — в минимум. С музыкой космоса наоборот — начинаешь уходить в необъятно, чтобы услышать неслышимое человеческим ухом. И оно начинает звучать. Но твой организм не приспособлен к таким мощным вибрациям. Наверное, всю гамму космоса способен слышать лишь белый огонь, перешедший в чистый белый свет. Ведь чище и выше этого уже нет ничего. Только взрыв.