Пару дней по утрам садилась за стол, собираясь записать, но… оба раза не получалось. Позавчера почему-то на столе не оказалось этой ручки, а чёрной я не хочу здесь писать. И всего дел-то — взять её из сумки на двери… но я не стала. Додумала мысль и отпустила. А нынче и не помню — что то была за мысль… Вчера же взяла тетрадь и вдруг вернулась к прежним записям, на границу ломки почерка. Странно, но всё читаю нормально. Но писать нормально не получается. Я и ручку теперь чуть иначе держу, почти торчком, перпендикулярно, а прежде — с наклоном, как при письме вставочкой. Если же начинаю наклонять, — эти ручки (все) барахлят, прекращают поступление (или подачу?) туши в наконечник, словно высох шарик. А может, это всё из-за этих ручек? Впрочем, заметила, что и шариковые, и даже карандаш держу теперь по-новому. Карандаш-то не даст сбоя, но при наклоне стал всё время ломаться.

…Сегодня во сне, в тёмно-синем вечернем, даже бальном, платье на очень фривольном вечере, где можно читать «всё», читала то, что никогда читать не буду: «Море, моё морюшко зелёное…» Ощущение себя было колебательное, миражное. Это была я, но со свободными движениями. Я это отмечала и откатывалась в натуральное, и вновь — легко взбегала по лестнице или ещё что-то, что мне крайне затруднительно.

…Маша цинично обескровила наш бюджет. Её не проймёшь. Афина теперь осталась без корма, плохо ест «скоромное», обижена. До пенсии с неделю, а денег на самое необходимое — 40 грн. И всё же, воду Лёшке и корм кошке я куплю.

…Должен приехать Ткаченко. К счастью, с внучкой. Это будет держать его в рамках. Надо решить по Лире, по газете, по оргтехнике. Да и о печати не забыть: отчёты скоро.

…Пишу всё не о том, от чём хотела. Откладываю. А мысль, тем временем, развивается. Может, суть записи в этом — освободить мышление от помех? Тема — вчерашняя статья В. Я. Маковецкого в «Литературном Крыму». Очень оно мне не нравится. «Тяв» Тарасенко… — прямо, цепной пёс при Бушняке… Никифоров из Евпатории, наконец, неплохо дал критику по Пальму. Впервые в «Л. К.» Дай Бог…