Есть и такие… Самое
печальное – они не гаснут, как гаснет мгновенное чудо всех остальных радуг. И
она совсем не сказочна – эта чёрная радуга. Боль, растерянность беспомощности
несёт она в сердце.
А мечталось о сказке…
Дни стояли летние,
погожие. С ясным солнцем в изумительной синеве высокого неба. Всей семьёй мы
собрались на пляж. Не близкая дорога. Особенно учитывая специфику нашей семьи.
Всё приготовили с
вечера. Спать легли пораньше. А в пять часов уже собирались: нужно было попасть
на первый автобус. Затем на автовокзале пересесть на следующий. На этом – почти
до конечной остановки, и успеть за три минуты дойти до последнего на этом маршруте,
который и доставит нас к заветной цели.
Но мы мечтали о сказке
солнечного восхода над морем. Когда на пляже ещё почти никого нет, а на влажном
от ночной росы песке чётко отпечатаны множество следов ночевавших там чаек,
мартынов, бакланов.
Мы успели. Ещё не
поднялся лёгкий туман и светился розово-жёлтым от приближающегося восхода.
Чайки и мартыны уже разлетелись с ночёвки. Но одна пара бакланов не желала
уступать пришельцам – птицы важно расхаживали неподалёку, склёвывая в прибойной
полосе разную морскую мелочь.
Прибоя не было. Море от
берега уходило вдаль неоглядно-широким зеркалом гладкой, без волн, поверхности.
Только чуть дышало. Молча, без волны поднималась вода на небольшой полоске песка
и вновь отходила. Было торжественно тихо.
Мы расположились под
навесом на скамье: расстилать подстилку на сырой песок ещё было рано – и
приготовились встречать солнце. Марие, правда, не сиделось. Она убежала
посмотреть на морских блох: дырочками их ходов был испещрён весь песок у воды.
Наблюдая, собирая красивые камушки и ракушки, она уходила всё дальше и дальше
по берегу. Мы не окликали её. Если она и пропустит момент восхода – зато увидит
множество другого интересного. Ведь красоту, сказку нельзя показать. Её надо
увидеть, почувствовать…
Туман не поднимался, а
просто таял, всё дальше и дальше открывая морскую гладь, до самого Кавказа, где
тёмно зеленели пологие холмы с красными и лиловыми пятнами – островками мака и
других цветов. На востоке скопилось несколько облачков, и мы немного расстроились,
что они закроют солнце в момент восхода. Но облачка, словно поняв наше огорчение,
быстро поднялись с горизонта и полетели в нашу сторону. Да, это была сказка, –
из-за горизонта вырвались несколько лучей ещё невидимого светила, догнали
улетающие облачка и как бы подгоняли их: скорей, скорей! Дорогу! Облачка
обожглись жаркими лучами и так же растаяли в небе, как перед тем туман над
водой. И на свободный простор синевы выпрыгнуло яркое огненное солнце.
Выпрыгнуло, и быстро-быстро начало взбираться по небосклону.
Мы наблюдали быструю
смену красок на море. Сначала бледный отсвет розового с жёлтым. Затем
огненно-жаркое сияние, вдруг на краткий миг мелькнуло изумрудно-синее. И вот
всё море – как огромная чаша расплавленного серебра. По серебру пробежала широкая
золотая полоса, ударилась о берег вместе с ожившей волной, и – вся поверхность
заиграла, засверкала бесчисленными бликами-всплесками ярких вспышек на лёгкой
ряби от проснувшегося ветерка. День настал! С коротким вскриком поднялась белоснежная
пара бакланов и, сделав круг, полетела в сторону моря, скрылась, слилась ярким
оперением с бесчисленными солнечными искрами на воде. Своим вскриком птицы как
бы разбудили всё. Послышался плеск набегающей волны, говор людской: оказывается,
пока мы ждали восхода, на пляже уже значительно прибавилось народа.
Вприпрыжку прибежала
Мария, неся в кулачке собранные сокровища: два камушка с полосками, несколько
цветных ракушек-замочков и крабью клешню. Складывая всё это в свою коробочку,
она серьёзно заметила мне:
– Представь, ты не
права, что радуга только после дождя и в воздухе. Она там плавает.
– Не может быть! Радуга
не может плавать. Разве что её отражение…
– Пойди, посмотри – сама
увидишь,– важно ответствовала дочка.
– А ну, пошли вместе! –
тревога кольнула в сердце.
Я взяла Марию за руку, и
мы пошли по плотному песку, загребая и разбивая ногами набегающие волны с
шипучей пеной. Пена не уходила в песок, а оставалась сероватым налётом. Вновь
тревожно кольнуло: что-то здесь не так. Я посмотрела на море. Ещё недавно
чистая, прозрачная вода при этом лёгком волнении помутнела, казалась мыльной.
Что это?!
– Ты не туда смотришь! –
дёрнула меня за руку Мария. – Она вон там, дальше. Представь: плавает, и всё.
Я представила. А когда
подошли ближе, – и увидела. Обширное маслянистое пятно, гася поднявшееся
волнение, распласталось уродливой медузой недалеко от берега. Радужно
выблёскивало. Чёрная радуга. Негаснущая, страшная…
– Правда, красиво? – не
унималась дочка. – И я первая увидела: она плавает! А ты говорила – не может
плавать.
Я молча присела на
корточки, подняла только что вынесенную волной ракушку. Ребристая поверхность
её так же мёртво отливала радугой. Я поднесла её к лицу. Нет, это не нефть. Не
обязательно нефть. Чёрная радуга появляется по многим причинам. И может, у
этой причина в том вот грязно-оранжевом
кошмаре, ползущем по такому чистому небу, клубясь, в сторону моря? Это две
широкие трубы комбината стараются. Что он несёт морю, – этот оранжевый дым? Почему
вода такая «мыльная» и плёнка на ней – плавучая радуга?
– Ну, что ты молчишь?! –
перебила мои размышления Мария. – Ведь красиво, да?
– Нет! – я мотнула
головой. – Нет, дочка! Это ужасно. И мне очень жаль, что тебе, кажется, не
доведётся уже плескаться в чистой воде моря.
Мария захныкала. Она не
поняла, что я имела в виду. Ведь она никогда не видела моря иным.
Мы, конечно, купались. И
плескалась весело девчонка на мели. Только непривычно резало глаза, и неприятно
было ощущать прикосновение пенящейся в прибое воды. Праздник был испорчен. Но
как объяснишь это малышке…
Пусть радуется. Её боль
ещё впереди. Только никогда не скажу я ей, что чёрная радуга – красива.
|